Его фирменным элементом были игральные карты. Он изображал их персонажей, вводил знаки мастей в построение картин и даже наклеивал на холст настоящие карты из колоды. И все же наследие Владимира Немухина гораздо шире и глубже, чем любая отдельная партия. Это становится очевидным на выставке к 100-летию со дня рождения художника, открывшейся в Новой Третьяковке. «Известия» одними из первых увидели, как сложился этот художественный расклад.

Недавно в центре современного искусства AZ ART прошла ретроспектива и вышел большой каталог, посвященный столетию Дмитрия Краснопевцева. Теперь настала очередь его ровесника и друга — Владимира Немухина. Оба относятся к т.н. нонконформистам, представителям яркой плеяды шестидесятников, мало замеченных официальной властью и академической средой в советские годы, но ставших чрезвычайно востребованными в XXI веке.

Имена Зверева, Плавинского, Вейсберга, Рабина, Целкова и других, в том числе упомянутых выше авторов, сегодня привлекают внимание широкой публики. В них ценится прежде всего свобода и индивидуальность — эти качества тесно связаны. У каждого мастера — свой почерк и узнаваемый знак: у Вейсберга — тонкие геометрические фигуры, у Целкова — выразительные морды, у Рабина — приземленные предметы вроде сушеной рыбы и газеты, а у Немухина — игральные карты.

От юбилейной ретроспективы обычно ждешь прежде всего самых показательных и характерных работ, но не менее важно увидеть контекст и убедиться, что художник, найдя свое «я», не ушел в самоповторы и продолжал искать новые решения. Экспозиция в Новой Третьяковке отвечает этим ожиданиям: несмотря на камерный 38-й зал, где собрано около 60 экспонатов, выставка складывается в цельную картину творчества.

Повествование выстроено условно в хронологическом порядке. Сначала показывают среду, в которой начинал Немухин: представители Лианозовской группы и другие нонконформисты — Рабин, Кропивницкий, Зверев, Янкилевский и др. Они представлены по одному-двум работам, и на их фоне естественно смотрятся ранняя экспрессивная «Абстракция» (1962) Немухина и более сдержанный по цвету, но выразительный в форме «Петух» (1981), продолжающий ту же линию.

На следующей стене охватывается период, когда Немухин окончательно находит свой карточный мотив; здесь видны ключи к истокам этих игровых образов. Тут представлена немухинская скульптура «Посвящение Л. Лисицкому» (шар в бронзовой подставке-чаше), висит цикл изображений валета и две работы с отсылками к Малевичу.

Корни искусства юбиляра уходят в русский авангард первой половины века. При всей эстетической дистанции между утонченными образами Немухина и примитивистскими приемами Ильи Машкова и Михаила Ларионова, основателей объединения «Бубновый валет», нельзя не усмотреть сознательную аллюзию. Налицо и преемственность немухинского геометризма по отношению к «проунам» Лисицкого и жестким конструкциям с кубистическими мотивами из костюмов Малевича для оперы «Победа над Солнцем».

Многим нонконформистам Малевич был близок: Зверев в конце 1950-х создал серию работ, отсылающую к супрематическим композициям 1910-х, Франциско Инфанте выкладывал разноцветные фигуры на снегу, перемещая мистические Supremus в русскую зиму. Для Немухина же это не было мимолетным увлечением, а стало точкой отсчета, из которой вырос зрелый художник; поздние его вещи уже не напоминают чужое, а демонстрируют собственную манеру.

Возьмем «Уходящие объекты» (1981). Через белую фанеру натянуты лески, тянущиеся к грубой мешковине внизу, к импровизированному холсту приклеены настоящие карты и предметы в виде лодочек. Куда они плывут? Что за игра здесь разворачивается? Загадка. В этом работает внутренняя логика произведения — и чувствуется одновременная конкретная и абстрактная красота.

Сила метода Немухина — в парадоксальном сочетании интеллектуальной композиционной выверенности и приземленного центрального мотива. Высокое искусство и простые картишки — странный союз, и возникает соблазн прочитать в этом иронию, как в помойках Рабина или коммуналках Кабакова чувствуется упрек эпохе застоя. Но Немухин далек от публицистики: его художественный мир оторван от уличной реальности, а игра у него не о деньгах и азартном соперничестве, а о стремлении постичь через комбинации суть мира.

Иногда фирменный знак не бросается в глаза сразу. В позднем ассамбляже «Натюрморт с калькой» сначала видны черные наклейки под полупрозрачной бумагой, и лишь под одной — приклеена карта рубашкой вверх; это читается как подпись автора. Другой пример — «Композиция со старым ведром» (2007): металлическое ведро с ручкой сплющено в плоский блин, и именно это необычное решение привлекает внимание, а не рассыпанные по сторонам трефы и пики. Немухин сохранил верность найденному мотиву, но использовал его весьма свободно.

Работа с ведром принадлежит коллекции Музея AZ, который собрал одно из лучших в мире собраний нонконформистов. Вклад институции велик не только в предоставление произведений (упомянутый пример далеко не единственный), но и в кураторскую работу Натальи Волковой, главного хранителя AZ. Ее подход к подбору материала и общий дух проекта близки к тому, что обычно демонстрирует ее родное пространство. Формально экспонатов не очень много, но все вместе они создают объемную картину творчества, и уровень представленного стабильно высок.

Выставка «Игра в абстракцию» радует отсутствием проходных работ. Даже блок графики, по определению более скромный, не уступает живописи в том, как наглядно показывает эволюцию художника — от экспрессивного «Городского пейзажа» (1961) до супрематического «Бубнового валета. День – ночь» (2000).

Немухин прожил 90 лет, и как минимум последние двадцать пять лет его искусство было востребовано, признано и любимо. Еще при жизни многие карточные композиции оказались в крупнейших российских и зарубежных собраниях. Если его судьбу воспринимать как игру, Немухин в ней явно выиграл. Но главные победители — зрители: времена меняются, расклады обновляются, а партии Немухина по-прежнему увлекательны, и ретроспектива в Третьяковке это подтверждает.