«Деньги и знаменитости» — это сборник развлекательных и просветительских материалов, которые доктор экономических наук Яков Миркин опубликовал в историческом журнале «Родина» и в газете «Неделя». Книгу недели для «Известий» представляет критик Лидия Маслова.

Яков Миркин«Деньги и знаменитости. Выбираем личную финансовую модель»

М. : Азбука Бизнес, Издательство АЗБУКА, 2025. — 400 с.

Постоянным читателям Миркина — публициста и автора популярных книг о финансовой грамотности — придется по душе его привычная жизнеутверждающая подача, хотя описанные им жизненные перипетии у деятелей культуры и знаковых личностей нередко далеки от радужных. Уже первая история «Деньги Пушкина», открывающая главу «Как тянуть лямку. Рецепты от знаменитых», демонстрирует это самым наглядным образом.

Плачевное материальное положение «солнца русской поэзии» всем в целом знакомо, но Миркин объясняет детальнее, почему камер-юнкеру Пушкину было сложно содержать семью с четырьмя детьми, ссылаясь на книгу Ильи Шляпкина «Из неизданных бумаг А.С. Пушкина»: «Государь, удостоив принять меня на службу, милостиво назначил мне 5000 жалованья. Эта сумма громадна, и, однако, ее не хватает для жизни в Петербурге. Я должен тратить здесь 25 000 и притом платить все долги, устраивать семейные дела и, наконец, иметь свободное время для своих занятий». Автор подробно перечисляет бытовые траты, вгонявшие Пушкина в огромные долги, с которыми он подошел к концу жизни, начиная от расходов на квартиру — «этаж с 11 комнатами в особняке со службами (кухня, при ней подвал, конюшня, сарай, сеновал, места в леднике и на чердаке, винный погреб, две комнаты для слуг, прачечная). Аренда — 4,3 тыс. руб. в год ассигнациями. По-нынешнему — 700 тыс. руб. в месяц».

Фото: Издательство АЗБУКА Яков Миркин «Деньги и знаменитости. Выбираем личную финансовую модель»

В той же главе проявляется одна из ключевых идей книги — деньги важны не сами по себе, а как средство обрести ощущение свободы от неприятных жизненных обстоятельств. «Я деньги мало люблю — но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости», — цитирует Миркин письмо Пушкина жене, а далее в книге появляется емкая мысль Ф.М. Достоевского о том, что «деньги есть чеканенная свобода, а потому для человека, лишенного совершенно свободы, они дороже вдесятеро».

Финансовые сложности Достоевского, которые тоже всем известны, становятся лейтмотивом третьей главы — «Бедность знаменитостей. Способы выживания». Здесь Миркин сочетает искреннее сочувствие к Федору Михайловичу и другим героям историй с характерным оптимизмом, в котором он находит позитивные стороны денежных невзгод: «Долой бедность! Хуже всего — бедность писателей. Хотя почему хуже? Тоже ведь источник вдохновения! Бедный как церковная мышь, Федор Достоевский начал свою писательскую жизнь с романа «Бедные люди». «Конечно же, «бедные», о чем еще писать? — рассуждает Миркин, искренне радуясь пришедшему к начинающему 25-летнему литератору успеху. — Стало веселее, авторские гонорары. Роман был опубликован Некрасовым, как только получен...»

В рассуждениях о Достоевском автор вновь прибегает к сослагательному наклонению, приему, который уже использовался в начале книги при обсуждении Лермонтова, спасенного от финансовых бед обожавшей его бабушкой. «Какой сложносочиненный человек, в создание которого вложено несметное число труда и денег», — так комментирует экономист «инвестицию» Елизаветы Алексеевны Арсеньевой в Мишеля, а затем строит предположения: вероятно, будь Лермонтов менее избалован деньгами, его характер и поведение могли бы быть иными, он мог бы быть скромнее и жить дольше. Совсем иной вывод Миркин делает о Достоевском: суровая нужда, каторжный труд могли стать продуктивным фактором, формировавшим и личность, и творчество: «Если бы не бедность, если бы не каторжный труд, была бы «русская душа» у Достоевского такой отчаянной, такой печальной, такой готовой кричать на разрыв?» Тем не менее автор признает, что в масштабах человечества бедность — зло: «Бедность не порок для отдельного человека, бывают разные обстоятельства, но огромный порок — для общества, в котором униженных и оскорбленных, бедных и несчастных должно быть еле различимое меньшинство».

Тематически и построением «Деньги и знаменитости» отчасти напоминают раздел «Деньги» в зощенковской «Голубой книге», но Миркин заметно отличается от Зощенко: его тон не жовиален, а вдохновляюще-подбадривающий, с убеждением, что при желании человек сможет поправить свое финансовое положение. «Эта книга — суфлер. В ней множество историй, очень личных. Они — для того, чтобы думать о самих себе», — так формулирует свою позицию автор, хотя по мере чтения видно иронию подзаголовка «Выбираем личную финансовую модель». Выбор такой модели, судя по примерам, часто не делается волевым усилием; скорее модель сама выбирает человека. Финансовое обращение индивида, его привычки тратить и копить, способность зарабатывать заранее прописаны в его базовых психологических настройках, продиктованы характером и судьбой (а некоторые считают это одним и тем же), поэтому ломать это насильственно — занятие изнурительное (как пошутил бы сатирик).

Сам Миркин, судя по всему, реалист и практичен: он признает, что многих людей трудно переучить финансово, и по мере продвижения по книге её жанр становится более отчетливым. Это не столько руководство по финансовому саморазвитию, сколько сборник пожеланий и тостов на разные денежные случаи жизни. Так, финал рассказа «Гений растратчика» о том, как И.А. Бунин распорядился Нобелевской премией, звучит как непосредственный совет от автора: «Думайте, пожалуйста, не закрывайте глаза. Только думающий о своих деньгах и доходах человек сможет, не нагнувшись, провести любое время своей жизни, управляя рисками — их будет очень много — и полностью сохраняя свое достоинство в самых сложных обстоятельствах».

Наиболее прагматичный и несколько жесткий совет содержится в разделе о Корнее Чуковском, пережившем начало 1920-х годов: «Зарабатывать всем, что умеешь, где угодно и когда угодно, день за днем, с утра до вечера, на бегу, без передышки, сколько сможешь и не сможешь». Однако по мере чтения автор все реже читает нотации и чаще уступает место пожеланиям, похожим на тосты, уповающим на счастливое стечение обстоятельств, на милосердие и на собственные усилия: «Что же пожелать, как Чехов желал? Легких денег? Выигрыша в двести тысяч «теми деньгами»? Нет — состоятельности и личной свободы, созданной нашими идеями, нашей мастерской работой, тем, что только мы умеем делать, как искусные профи! Самой высокой денежной оценки со стороны рынка! Возможности строить имущество семьи, не страдая от повседневности. И еще — вместо поденщины, вместо разового выигрыша, от которого летишь в тартарары, вместо день за днем разрушения — огромного удовольствия от того, что творишь — для всех и для семьи!»