VII российско-китайский энергетический форум, прошедший в Пекине, стал событием, вышедшим за пределы обычной деловой повестки. Центром всей дискуссии стало программное выступление главы «Роснефти» Игоря Сечина, которое вызвало сильный резонанс в среде экспертов. Подробнее — в материале «Известий».
От поставщика ресурсов к гаранту энергобезопасностиКак отмечает в своей колонке в «Газете.ру» заместитель генерального директора Института национальной энергетики Александр Фролов, речь Сечина знаменует качественно новый этап взаимодействия с Востоком. По его мнению, Россия перестала быть лишь поставщиком нефти и газа для Китая и, что важнее, «обеспечивает фундамент энергобезопасности китайской экономики».
Фролов цитирует ключевой вывод Сечина: нынешние российские поставки выступают «важнейшим поддерживающим фактором в достижении Китаем своих стратегических целей». Эксперт также объясняет, почему этот стратегический союз не сформировался раньше: «Миллиарды человек — это не рынок, а потенциальный рынок. Разница огромна».
Разбирая динамику спроса в Китае, Фролов показывает, что резкий рост потребления энергии у китайцев — относительно недавнее явление. Еще в 2001 году КНР фактически была самодостаточна в газе, а нынешние большие потребности в нефти и электричестве возникли лишь за последние два десятилетия. Отсюда следует, что «разворот на Восток» шёл «по мере превращения потенциального рынка в реальный». Эксперт видит в этом подтверждение долгосрочной стратегии российской энергетики, подготовка к которой велась с конца 2000-х годов, с момента строительства нефтепровода ВСТО.
Прагматизм и инвестиции
Восточное направление — надолго. С такой точки зрения, опираясь на макроэкономический анализ, выступает директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Александр Широв. Он трактует энергетическое партнёрство не как рядовую сделку, а как краеугольный камень новой глобальной архитектуры.
«Российско-китайские отношения представляют собой ключевой элемент уравнения новой мировой модели, обеспечивающего глобальную сбалансированность развития и торговли», — пишет эксперт в колонке для «Ведомостей».
Широв выделяет базовый характер происходящих перемен: «Фактически мы становимся свидетелями того, как Китай уверенно занимает в системе торгово-экономических связей России то место, которое в течение многих десятилетий занимала Европа». По его мнению, этот переход непрост, но носит «фундаментальный характер» и открывает для России выход в самую динамично растущую часть планеты.
Основной аргумент Широва, созвучный с цифрами Сечина, — прямая зависимость между российскими энергоресурсами и конкурентоспособностью Китая на мировой арене. Он приводит данные из доклада главы «Роснефти»: стоимость электроэнергии для промышленности в Китае более чем в два раза ниже, чем в США, и в три—четыре раза ниже, чем в некоторых странах ЕС. В условиях современной экономики, где энергозатраты оказывают решающее влияние, это существенное конкурентное преимущество, в создании которого Россия участвует напрямую.
Помимо этого, Широв обращает внимание на инвестиционный потенциал Китая: по оценке Сечина, КНР обеспечивает треть всех мировых инвестиций в энергетику. Это дает России предсказуемый и растущий рынок на десятилетия. Отсюда вывод: «восточный вектор» — не вынужденный тактический шаг, а стратегический выбор в пользу партнерства с «единственной промышленной сверхдержавой», чье лидерство поддержано огромными финансовыми и технологическими ресурсами.
Контекст кризисаЗаместитель председателя комитета Госдумы по экономической политике («Справедливая Россия») Михаил Делягин в колонке в «Известиях» рассматривает выступление Сечина в более широком геополитическом ключе. По его мнению, пока российская экономика сохраняет «стабильность перед лицом глобального кризиса Запада», западные страны переживают процессы, которые эксперт описывает как агонию.
Главная мысль Делягина строится на контрасте между кризисом на Западе и формированием новой устойчивой модели на Востоке. Он отмечает, что санкции привели к новому для Запада феномену — значительному удорожанию энергии — «не на проценты, а в разы». Это ставит западные экономики в проигрышное положение по сравнению с Россией и Китаем, где стоимость электроэнергии для промышленности «в три-четыре раза ниже, чем в некоторых странах Евросоюза».
В таких условиях, указывает Делягин, союз России и Китая обеспечил им не только энергетическую, но и финансовую устойчивость. В ответ на санкции были переведены расчеты в национальные валюты, а место доллара все больше занимает золото, добычей которого Россия и Китай активно занимаются.
«Синтез российских ресурсов и китайской технологической платформы», о котором говорил Сечин, по мнению Делягина, надежно обеспечивает стабильность, тогда как Запад, утратив доступ к конкурентной ресурсной базе России и компонентной базе Китая, рискует, по словам главы «Роснефти», «утратить технологическую и экономическую субъектность».
В итоге аналитики пришли к единому выводу: «восточный вектор» — не просто целесообразный, а единственно верный и своевременный ответ на вызовы глобальной перестройки. Это путь, позволяющий России не только адаптироваться к новым условиям, но и активно формировать их, превращая проблемы в возможности для развития страны.